С эффектом Даннинга - Крюгера, который, как известно, сильно усугубляет любую проблему, потребители частных и госуслуг столкнулись в мае 2018 года - после введения “Общего регламента ЕС по защите персональных данных”. Теперь в лучшем случае при покупке через интернет билетов, ботинок, чтения газет или просмотра фильмов требуется прочитать несколько страниц “правил о конфиденциальности” или подсчитать витрины и светофоры, доказывая, что ты - не робот. В худшем - натолкнуться на требование предоставить согласие на обработку данных у сфотографированных на берегу залива гусей.

Формально регламент был написан для защиты обычных граждан от взламывания корпорациями или госконторами частной жизни. В директиве провозглашается “законность, справедливость, прозрачность, ненарушение любых законов, открытость, честность от начала и до конца” и утверждается, что ее правовой основой послужила Всеобщая декларация прав человека. Где “каждый человек имеет право на личную неприкосновенность” и “никто не может подвергаться произвольному вмешательству в его личную и семейную жизнь”.
Согласно тексту директивы персональными данными считаются имя, фамилия, домашний адрес, номер идентификационной карты и месторасположение.
Поэтому во время сбора своих данных люди должны быть четко проинформированы:
- c какой целью компания / организация будет использовать эти личные данные.
- кто конкретно из компании/ организации собирает данные и когда это будет происходить.
- какие конкретно данные для этой цели требуются.
- как долго они будут храниться.
- кто еще может их получить.
Организация обязана донести всю эту информацию до гражданина в сжатой, прозрачной, понятной и легко доступной форме, ясным понятным языком. И бесплатно.

Политики с мрачными лицами предупреждают о грядущей войне, возрастающих кибер и прочих угрозах, компании, занимающиеся установкой сигнализаций, пугают разбоями и грабежами, “секретные” полиции и разведки рассказывают жуткие сценарии террористических атак, бюрократы раздувают свой бюджет на несуществующих проблемах, общественные активисты и некоммерческие организации получают по той же причине громадные финансирования.
Страх - фантастически эффективный маркетинговый инструмент и отличный двигатель продаж чего угодно. О том, почему рост неоправданного ужаса в современных странах западного мира заставляет нас принимать все более нерациональные решения, рассказывает Дэн Гарднер в исследовании “Risk - the science and politics of fear”.

Те из нас, кому посчастливилось оказаться в “золотом миллиарде” - самые процветающие и благополучные среди всех времен и народов. Но при этом - с самым высоким уровнем страха и тревожности, что является одним из самых серьезных парадоксов нашего времени. К примеру, еще не так уж давно считалось нормальным, что ребенок набивает шишки - в прямом и переносном смысле, набирается опыта… то есть, взрослеет. Но те времена прошли. Сейчас в учебных заведениях на дверях стоят решетки и вооруженные охранники - на случай появления маньяка, с игровых площадок убрано все, на что можно вскарабкаться, подвижные игры без присмотра взрослых запрещены. Детство все больше напоминает тюремный приговор - за закрытыми дверями, где каждое движение под наблюдением и контролем. Когда мы учим детей видеть угрозу в каждом незнакомце и под каждым кустом, лишь вопрос времени, какое общество они сформируют.
Но может быть, так они хотя бы в большей безопасности?
Вовсе нет - если воспринимать их проблемы со здоровьем, которые создает подобный образ жизни, в частности, диабет и ожирение. Только в США от последнего умирает больше ста тысяч человек в год. Что гораздо больше, чем от всех террористических актов, вместе взятых.
Впрочем, сколько привлекающих внимание статей можно написать об ожирении?
А о террористах (реальных или вымышленных) или об “угрожающем” потеплении климата?
Средства массовой информации вносят немалую лепту в разжигание страха - прежде всего, чтобы защитить свою все сокращающуюся долю рынка.

С кем лучше провести “корпоративную” ночь? С начальником отдела маркетинга, магистром в сфере туризма или шведом, который каждый месяц проезжает триста десять километров на велосипеде? Или с любым, кто не храпит? Впрочем, как выяснилось, после вечера с бесплатным алкоголем храпят все. Лишь магистр иногда переставал дышать, а затем - на последних долях процента кислорода в крови - начинал неистово бить себя ладонью по лицу с судорожным криком. Звук же от шлепков вызывал стойкую ассоциацию с отбиванием антрекота перед началом приготовления.

Этот тяжелый выбор (с решением, которое просто не может быть правильным) мне пришлось делать из-за традиционной предрождественской корпоративной вечеринки. Несколько лет его проводили в Хельсинки, но в этот раз почему-то перенесли в Турку. Одни связали это с тем, что начальник HR (в итоге спавший с главой маркетинга) родом из первой столицы Финляндии и решил устроить себе выходные подольше. Другие усмотрели причину в постоянно растущей цене подобных мероприятий. Третьи же раскопали тайное родство руководства компании и владельцев гостиницы, куда заселили всех храпящих.

Совмещение pikkujoulu и подведение итогов года - обычная практика. Ведь собрать сотрудников ради оглашения достигнутых целей компании, которой владеет другая компания, входящая в свою очередь в конгломерат, уже почти поглощенный международным холдингом (который отнюдь не последний в этой цепочке поглощений) не так то просто. А вот заманив торжественным ужином, награждением и открытым баром, можно получить в свое распоряжение чуть ли не сто процентов личного состава.
Видимо, поэтому был выбран не родной для большинства город - отсюда домой не сбежишь. Хотя были те, кто пытался.

Главной чертой современного - постгуманистического - общества стал стремительный рост так называемых интеллектуальных технологий и их значение в нашей жизни. Всего за десять лет “человек разумный” превратился в “человека оцифрованного”, и мы вновь оказались перед выбором - куда идти? Продолжать верить в то, что нам настойчиво навязывают как упрощенный вариант “прогресса” и не оставляют выбора? Или увидеть, что мир в действительности движется в обратном направлении? Стоит ли свобода и полное уничтожение частной жизни тех “удобств”, которые нам предлагают всевозможные приложения, датчики и скрипты? Действительно ли были трудности в “неподключенном" мире столь обременительны, что мы готовы дематериализоваться - то есть, уйти в небытие - ради того, чтобы нечто разогрело удаленно духовку в “умном доме”, прислало такси, заказало обед в ресторане и проголосовало на выборах? О том, кому и зачем выгодно нас всех оцифровать и почему мы не обязаны принимать безоговорочно догмат веры техноутопистов, рассуждает Адам Гринфильд в книге “Радикальные технологии”.


Те, кто работает над автоматизированными системами, предпочитают говорить о дополнении, а не о замещении людей.Они рисуют картины смешанных команд, работающих в дружеской атмосфере. Если допустить, что никто из них не испытывает бессознательного влечения к закату и вымиранию человеческого рода, то объяснений повальной цифровизации может быть несколько.
Во-первых, это масштабность интеллектуального вызова и желание всемирной славы. Разработчики считают - их будут помнить и чтить наравне с титанами науки и промышленности. По крайней мере до тех пор, пока сохранится наш вид.

“Любая демократия приводит к диктатуре подонков”
Альфред Нобель

Пока официальная пропаганда пугает мир российской угрозой и этим “ужасным Трампом”, народная война уже вовсю идет. “Ярость благородная” вскипает против истеблишмента - причем не только на площадях, но и на избирательных участках.
Даже всегда и во всем покорные финны в большинстве махнули на процедуру под названием “свободные выборы”. Впрочем, выборы ли это - если на местном уровне одни и те же лица, как минимум, лет двадцать “выполняют желания демократического большинства”? К евродепутатам давно прилип термин - “сбитые летчики” - туда запихивают всех опороченных и провинившихся. Над еврокомиссией ехидствуют: когда господин Юнкер пришел на очередной саммит в сильном подпитии, подавляющее большинство комментариев выглядело примерно так: “А что трезвому вообще на этом саммите делать? Не выдержал, его можно понять”.
О том, почему демократия стала сборной моделью из “Икеи”, где форма важнее содержания, и само существование “профессиональных политиков” нас не возмущает, рассуждает бельгийский историк Давид Ван Рейбрук в книге “Против выборов”.


В древних Афинах, считающихся родиной и источником демократии, народных судей выбирали всего на один день, членом Совета или должностным лицом можно было быть год, а повторное попадание к высшим управляющим должностям допускалось только раз, причем с большим перерывом. При этом любой гражданин, считающий себя способным к управлению, мог предложить свою кандидатуру. Как результат - сочетание случайности

В латвийский городок Sigulda, точнее, в долину Gauja National Park эстеты с тонким пониманием красоты приезжают в первые недели октября — на листопад. Красные, желтые, зеленые и многих других цветов и оттенков деревья, вино из одуванчиков, сирени, райских яблок и березового сока, извивающиеся на холмах загадочные тропинки, скалы из песчаника с темными гротами, кошачьи отели, изысканные поместья с каминами и речной форелью на обед... Все это создает такую ни на что больше непохожую позитивную атмосферу, что даже несколько проведенных здесь дней можно укупорить в сознании, и потом — совсем как в фантастическом романе Брэдбери — выпивать небольшими глотками. Чтобы как раз хватило до следующего раза.

- Знаешь, кто такой циник? С точки зрения Фрейда? - спрашивал незатейливо одетый мужчина своего собеседника. Cпеша на автобус в Риге, мы так и не успели узнать мнения основоположника современной психологии. Но в окрестностях осенней долины Gauja поняли - самый прожженный циник (или просто неудачник?) тот, кто не приехал сюда восхищаться листопадом. Латвийский национальный парк прекрасен в любое время года, но в октябре он превращается в самые романтичные мечты о гораздо более лучшем прошлом.
“Лес победы” - именно такое название - Segewold (в латышском варианте Sigulda) дали этому месту немецкие рыцари, пришедшие почти девятьсот лет назад вместе с христианскими священниками. С традиционной по тем временам задачей - искоренять язычников и, главное, пополнять казну. Как обычно в подобных мероприятиях выбор у местного населения был невелик — или ты принимаешь “истинную веру”, или тебя зарубят мечом.
Сопротивляться толпе мужчин в доспехах решались не все, соглашались креститься - со всеми вытекающими последствиями в виде обязательных «десятин» - но в душе остались верны своим более близким по духу богам деревьев, рек и ручьев.
Что вовсе неудивительно в такой долине.

Понятие “gig” зародилось почти сто лет назад. Так называли концерт любительского ансамбля, который проводился на улице или клубе - без всякого расписания, по желанию артистов. При этом сборов за день хватало на несколько недель, а порой и месяцев. Про сегодняшний “gig” этого, к сожалению, сказать нельзя. Способ трудоустройства, когда человек работает на большую компанию, платит налоги, но не имеет медицинского страхования, минимальной зарплаты, пенсионных накоплений и даже количества смен, особо прибыльным не назовешь. Да и несмотря на то, что новый тренд охватывает все больше видов деятельности, никаких точных данных - сколько людей заняты в современном “gig,” экономисты не имеют. Лишь примерно известно, что в Uber числится два миллиона человек, в других подобных сервисах - типа доставки еды - только в Великобритании около пяти миллионов… Причем любого можно легко уволить и тут же заменить. Ведь для современных “gig” работников главный начальник - смартфон.

Uber, Yandex, Foodora и прочие извозческо-курьерские службы завлекают к себе слоганами типа “езди с нами и ты выиграешь”, предлагают гибкий график, достойный заработок и свободу. Хотя по крайней мере последней там точно нет.

Под благородными предлогами правительства прямо и косвенно побуждают людей покупать и продавать вещи, которые в прочих обстоятельства они бы не покупали и не продавали, производить товар, который не нужно производить, и вкладывать капитал в то, что не имеет смысла. Современное государственное стимулирование приводит к искажению реальности, вся экономика построена на основе бюджетного дефицита, и долг превратился в ключевой вопрос международной политики. Но, похоже, никто точно не знает, что это такое и как его осмыслить. О том, почему “деньги не священны, а нравственность не основана на выплате того, что принято называть налогами” рассуждает американский антрополог Дэвид Гербер в исследовании “Долг. 5000 лет истории.”

На протяжении большей части человеческой истории - по крайней мере, истории государств и империй - большинству людей усиленно внушали, что они должники. Ведь именно необходимость собрать деньги для уплаты налогов всегда была самой частой причиной того, что сегодня принято называть кредитом.

Сила понятия долг проистекает из незнания, что он из себя представляет. А если история чему-нибудь учит, то ее урок таков