То, что сейчас презрительно называется «язычеством», было глубоким учением, объясняющим божественную связь человека с природой. На протяжении многих тысячелетий люди ощущали, что в грозе, океане, дереве или закате есть нечто большее, чем внешняя сторона - суть или дух. Зевс, Перун, Исида и Посейдон были богами разных культур. Но всех веривших в них людей объединяло чувство благоговения перед Вселенной. Ведь зависимость от могущественных стихий и сил природы была – и остается – главным условием существования человечества.

Когда «официальные» монотеистические религии провозгласили, что вера в единую абстракцию – «более высокая ступень общественного и духовного развития», языческие обряды стали считаться преступлениями и караться денежными штрафами или конфискацией имущества. Ведь чтобы провозгласить новую идеологию «истиной», надо было противопоставить ей все остальные, объявив их «несуществующими».
Не столько крестами, сколько мечами ливонского и прочих орденов, были разрушены отношения между людьми и окружающей средой. От имени «святой церкви» все творенья были объявлены «низшими» и предназначенными лишь для использования. Ведь при единой «власти» абстрактного божества люди должны быть связанны с вечным потусторонним (виртуальным) миром, а не погружены в «порочную» природу, которая перестала быть разумной и благой.
Именно этот подход предшествовал научной, промышленной и «цифровой» революциям, целью которых стало развитие технических средств для окончательного установления господства.

Серьезные индивиды занимаются серьезной работой, а значит, должны быть серьезными. Они гордятся тем, что государство или начальство вознаграждает их за тяжелую работу, с готовностью упаковывают себя в униформу - преимущественно черную - и считают достоинством свою способность к самоотречению и страданиям. Но почему тогда они так враждебны? Какое обжигающее чувство недостатка заставляет их считать не столь серьезных людей поверхностными дилетантами и аморальными лодырями?

Нам твердят, что работа и игра - противоположность. На самом деле противоположность игре - депрессия. Ведь когда человек тяжело «трудится», соответствуя ожиданиям общества, то в какой-то момент он смотрит на свою жизнь и спрашивает:
- «И это все? Больше ничего не будет до самого конца?»

С одной стороны, нам внушают, что игра не имеет никакой ценности для выживания. Она не помогает получить деньги и пищу, ей не занимаются из практических соображений.
С другой, отсутствие игры - как процесса в жизни - должно тревожить так же, как боль в груди или одышка.
Если бы у нас была возможность измерить для нее лабораторные данные - как для диабета или высокого давления, то результаты бы показали, что мы в опасности. Но так как подобного теста не существует, то приходится полагаться на ощущения.