Сингулярность - или чрезвычайное ускорение технических средств - сравнима с возникновением на Земле человека, так как порождает такие же радикальные изменения. Развитие электронных систем становится в принципе неуправляемым и необратимым, просчеты компьютеров - настолько быстрыми и сложными, что оказываются недоступными пониманию. Сутью сингулярности является именно ее нечеловеческая природа. Когда она произойдет, эра Homo Sapiens закончится. Но если сингулярность нельзя ни предотвратить, ни ограничить, то насколько неприятными могут оказаться последствия?

Одна из опасностей - физическое истребление человеческого рода. Но это, возможно, не самое страшное. В постчеловеческом мире будет еще полно ниш, где потребуется автоматика, эквивалентная человеку: встроенные системы в автономных устройствах или осознающие себя роботы в низшей функциональности крупных организаций. Некоторые из этих человеческих эквивалентов могут быть использованы всего лишь для обработки сигналов (“пограничник” и “полицай”, к примеру, или “привитый” - “непривитый”). Другие станут настолько зацикленными на какой-то одной теме - борьба с “пандемией”, рост “экономики” или “углеродная нейтральность”, что в человеческое время их принудительно лечили бы от навязчивых состояний.

Во время сингулярности выбрасывание на свалку всех прежних правил происходит в одно мгновение, и нет ни малейшей надежды его остановить. Случаются события, которые, как считалось ранее, могли произойти “где-то через миллион лет” - если вообще могли.

“Конечно, сделать невозможным причинение зла - тоже зло для многих людей, которые очень несчастны без несчастья других. Но пусть уж они будут несчастны”.
Станислав Лем

Трудности - неотделимая часть жизни: земные организмы начали создавать их друг другу задолго до появления людей. Растения научились вырабатывать вещества, мешающие расти соседним, львы - загонять антилоп в места, откуда невозможно стремительно убежать. Но среди всех живых существ только человек старательно изобретает проблемы представителям своего же вида. Более того, для очень многих двуногих именно их создание становится не только основной деятельностью, но и смыслом жизни.
С другой стороны, основатели гуманизма утверждали, что препятствия существуют именно для того, чтобы мы учились их не терпеть, а преодолевать.

Найти причину проблемы – значит наполовину решить ее. Эта аксиома верна и в отношении того, что не относится к стихийным бедствиям или законам природы, а создано искусственным путем. Исследователи разделили все подобные трудности на три вида. Самыми первыми появились деструктивные - то есть, разрушающие. Они настолько примитивны, что наверное, еще клетки первичного бульона портили друг другу жизнь.

С развитием сложности появились такие трудности, как диагностирующие и конструктивные. Последний тип ученые еще называют развивающие. К примеру, млекопитающие и птицы не только кормят и согревают птенцов или зверят, но и обучают их тому, что может ждать впереди, специально создавая трудности. Мышка “натаскивает” детей на очень нелегкие поиски сыра и на то, как прятаться от кошки. Та, в свою очередь, преподает котятам уроки лазанья по деревьям, периодически давая возможность оттуда свалиться - конечно, со страховкой и не очень свысока. И звери, и люди создают детям подобные ситуации для того, чтобы в будущем они смогли избежать опасности. И хотя “учителя”, естественно

Если разобраться, как сегодняшняя технологическая система действует на человека, то выяснится, что она запрограммирована по двум принципам. Первый заключается в том, что если нечто технически возможно, это должно быть сделано - даже если оно уничтожит всех. Этот принцип отрицает все ценности, развитые гуманистической традицией, а основой этики становится компьютерная программа. Принцип второй - максимальная производительность, которая относится и к людям. Считается, что социальная машина работает эффективнее, если индивиды урезаны до чисто количественных единиц. Такими единицами легче управлять с помощью бюрократических правил, так как они не создают проблем. Чтобы достичь подобного результата, людей надо лишить индивидуальности и научить идентифицироваться не с самими собой, а с корпорацией, организацией или государством.

Эта “система” может показаться эффективной, если учитывать только показатели “на входе и на выходе”. Но если принять во внимание воздействие этих методов на человеческие существа в системе, то обнаружится, что им тоскливо, тревожно, они подавлены и напряжены.
Когда социальные условия приводят к существованию людей-автоматов, то результатом всегда будет стремление к мертвому.

Есть много индивидов, которые живут насилием, ненавистью и разрушением. Но только самые тяжело ущербные среди них открыто провозглашают свои истинные цели

“И пусть искусство не может, как бы нам этого ни хотелось, спасти нас от войн и лишений, зависти, жадности, старости или смерти, оно может хотя бы придать нам сил”.
Рэй Брэдбери

Легенды и мифы кажутся причудливыми вымыслами, где не существует границ естественного и сверхъестественного. Весь этот перемешанный мир гармоничен и упорядочен, хотя и абсолютно неподвластен “научной” догме. Но когда мы изгнали из своего сознания нимф, русалок и ветер, который знает о местонахождении царевны лучше, чем поисковик гугл, то сломали экологический принцип, заложенный в “сказочном” мировоззрении. Вместе с исчезнувшими духами лесов, гор, рек и морей пропало то чувство, которое заставляло беречь каждое дерево, ручей, цветок или птицу. А без одушевленности так ли важно, что у нас много программистов, технологий и машин?


Английский философ Фрэнсис Бэкон в XVII веке в эссе “О мудрости древних” писал о том, что мифы, легенды, предания и сказки в поэтической форме хранят древнейшую философию: моральные законы и научные истины. Ведь источником знаний, критерием и единственным содержанием науки всегда является только опыт.

“В лице Дедала, персонажа гениального, но гнусного, древние изобразили и мудрость механического искусства, и все то недозволенное, преследующее дурные цели, что существует в машинах. В легендах Дедал за убийство своего соученика

“Пустые карманы никогда не помешают нам стать теми, кем мы хотим быть. Помешать этому могут только пустые головы и пустые сердца”.

В отличие от философии, которая застряла на тех же вопросах, что и 2000 лет тому назад, мейнстримовская экономика создает иллюзию о том, что она “решает вопросы”. Считается, что мир современных денег, финансов, банковской системы организован согласно строгим, научно обоснованным принципам. Миллионы “популярных” книг написаны про то, как сидя в кресле заработать миллионы или про честный упорный труд, благодаря которому получится улучшить жилищные условия. Мы воображаем, что все, что нам нужно, мы знаем, а если чего-то не знаем, то узнаем по мере необходимости. Но желаем ли мы это узнать? Датский социолог Уле Берг попытался ответить на этот вопрос в исследовании “Как делаются деньги”.

Сложнее всего понимать те явления, которые мы принимаем за данность.
Взять, к примеру, язык. Это естественная часть нашего существования, но едва ли кто-то полностью понимает, что такое язык на самом деле.
Такой же парадокс с деньгами. Мы применяем их каждый день. Но откуда они берутся? Как появляются в мире? Кто создает деньги, используемые в экономических отношениях? Самый любопытный факт, что вопрос о природе денег - скорее помеха, чем необходимость. Сущность денег по большей части берется как данность, хотя они ничем не являются.

“Компьютеры и нейросети не способны достичь главного приза - человеческого сознания, поэтому не органические технологии лишь имитируют то, что происходит в реальной жизни. Это явление очень ново, страшно, и его никак нельзя назвать словом “прогресс”. Ведь если эволюция - это развитие от простого к сложному, то в “оцифрованном” мире все происходит с точностью наоборот. Силиконовые чипы малы, бессловесны, незаметны, но проникают повсюду. Не биологическую экономику лучше всего понять, представив, что акул и китов сменили вездесущие муравьи и тараканы. В итоге внутри мирового порядка складывается грандиозный отвратительный бардак. Он так мало способен предложить своим жертвам - и даже своим последователям - что вынужден постоянно пребывать в движении, распространяясь подобно эпидемии. Когда удается создать зараженную область, он разрушает ее так, что восстановить невозможно. В виртуальном мире не биологической цивилизации абсолютно все организации и рынки - “мыльные пузыри”. “Гарантии качества”? “Надежность вкладов”? Какие гарантии, какая надежность? Когда правительства, институты, корпорации и целые отрасли исчезают, не стоит в ужасе восклицать, что рушится фундамент общества - такого фундамента нет”.

Эти пугающе откровенные взаимоотношения человека и прочипированной пластмассы американский писатель Брюс Стерлинг описал в книге “Будущее уже началось” пятнадцать лет назад. В результате тотальной компьютеризации то, что когда-то было холодным “интерфейсом”, стало “прекрасным интерактивом”. Биты информации соблазняют нас, открываются глаза-камеры и уши-микрофоны. Окружающие нас мертвые вещи имитируют, что удовлетворяют желания человека, отвечая на его чувства.“Инновационные” приспособления прекрасно проделывают все, чтобы свести нас с ума - нудно ноют, требуя нашего внимания, бесцеремонно вторгаются в личную жизнь и неотвязно преследуют нас.
В качестве примера разных уровней развития общества Брюс Стерлинг приводит два телефона: аппарат Bell Генри Дрейфуса (1950) и современный смартфон. Генри Дрейфус был подлинным титаном американского века потребления. Его настольный телефон

- “Главной проблемой современности является равнодушие людей к самим себе, их подчинение трагической судьбе: “чему быть, того не миновать”. Они полагают, что идеал и цель находятся где-то за облаками, в прошлом или в будущем - там, где их найти нельзя. И это оказывается самым серьезным просчетом, так как совершенно игнорирует наш потенциал, - утверждает социолог Эрих Фромм в исследовании “Человек для себя”. - Заброшенные в мир в случайное место и в случайное время, мы оказались вытесненным из него опять-таки случайным образом. Появление самосознания, разума и воображения сделало людей аномалией, причудой вселенной. И самая поразительная черта нашего поведения - это невероятная глубина страсти и проявления человеческих сил”.

Если бы люди были “чистыми интеллектами”, лишенными телесной оболочки, то цель их существования была бы достигнута много тысячелетий назад. Ведь благодаря скорости “просчитывания” никакие решения не занимали бы столько времени.
Неизвестно, как наше общество выглядело бы сейчас - когда любая “цель” не подвергалась бы сомнению и принималась как данность. Хотя она могла быть как реальной, так и выдуманной - в результате патологии или поломки.

Но кроме ума, у нас существуют еще и чувства. Это сочетание, которое мы называем разумом - и благо, и проклятие человека одновременно.
Нomo Sapiens не может жить, просто воспроизводя свой вид - он должен жить сам. Человек

“Современные люди не в силах вынести, что они предоставлены самим себе и должны придать смысл своей жизни, а не получить его от каких-то высших сил. Они преклоняются перед идолами и мифами - государством, деньгами, бюрократами, и не хотят осознавать, что сущность любой системы состоит в подчинении совершенно бесконтрольной власти…” С этих слов немецкого социолога Эриха Фромма начинается книга “Бегство от свободы”, опубликованная в 1941 году, когда вся Европа была оккупирована фашистами. Абсолютно то же самое происходит сейчас. По утверждению автора, не имеет никакого значения, под каким знаменем выступают захватчики. Под гнетом “свободного демократического общества” люди также не замечают, как отказываются от своих желаний, ведут себя так, как диктует государство и начинают мыслить именно так, как этого хочет “общество”. Хотя выбор всегда остается за каждым конкретным человеком.

Главная опасность состоит в том, что сегодняшнее поле боя находится в наших собственных личных установках и в наших собственных общественных институтах. Когда мы рассматриваем человеческий аспект свободы, когда говорим о стремлении к подчинению или к власти, прежде всего возникают вопросы: определяется ли свобода одним лишь отсутствием внешнего принуждения или она включает в себя и некое присутствие чего-то? Чего именно? Что пробуждает в людях ненасытную жажду власти? Может ли свобода стать бременем