Сотни тысяч лет мы преодолевали препятствия “плечом к плечу”, сражались “врукопашную”, судили “зуб за зуб” и “сердечно” разговаривали. Наше пространство всегда собиралось вокруг физических возможностей. Но когда технические “достижения” превратили его в “кибер” - то есть, симуляцию - как теперь контролировать ситуацию? Более того - непонятно, что в сложившихся обстоятельствах это вообще значит? Именно это неуютное ощущение и выражено сегодня в концепции глобализации.

- “Все модные словечки одинаковы: чем больше их претензии прояснить что-либо, тем менее ясным становятся их смысл. Не является исключением и “глобализация”, - пишет профессор Лидского университета Зигмунд Бауман. - Хотя этот феномен нечто большее, чем кажется на первый взгляд. Он не столько формирует единый мир, сколько способствует усилению его фрагментарности. Причем расколы происходят по тем же самым причинам, что и усиление однообразия”. 

Разделительные линии, существовавшие на континентах, являлись таковыми, когда трудности путешествий придавали им характер непререкаемой реальности. Сегодня же выяснилось, что само понятие “расстояние” - вовсе не объективная физическая данность. Его протяженность зависит от скорости, с которой его преодолевают.
А в монетизированной экономике - и от того, во сколько обходится такая скорость.

Хотя сейчас и это не имеет особого значения. Ведь для того, чтобы “путешествовать”, незачем даже выходить из дома: можно просто “порхать по интернету”, вызывая на компьютерном экране сообщения со всех концов света.
Существование в экране принижает и лишает очарования реальную жизнь: именно она теперь кажется нереальной. Ведь “следуя” за смартфоном, большинство считают, что куда-то движутся.

Впрочем, и те, кто перемещаются в реальности, не получают новых впечатлений. Одна и та же “сеть” отелей с одинаковыми номерами. Одни и те же продукты в супермаркетах - разница лишь в цене. Одни и те же лекции в Сингапуре, Токио, Париже или Манчестере. И те же самые вопросы после них.
При этом искусственно созданное ощущение неудовлетворенности заставляет потребителей постоянно перемещаться - как в реальности, так и в “виртуале” - без особой на то необходимости.

- “Мобильность” выдвинута на первое место среди вожделенных ценностей. И если мы хотим постичь характер сегодняшнего исторического этапа, то в качестве метафоры можно обозначить ее как текучесть. - пишет Зигмунд Бауман. - Как сообщает энциклопедия, “текучесть - это свойство жидкостей и газов. Которые отличаются от твердых тел тем, что в состоянии покоя не могут выдержать воздействия направленной извне разрушительной силы и поэтому непрерывно изменяют свою форму.” Все то же самое происходит в глобализованном мире.  
Но именно текучесть и есть главный фактор разделения”.

Сегодня “локальность” - признак социальной обездоленности и деградации. Это усиливается еще тем, что все “local” попало в зависимость от направляющих действий, которые не поддаются контролю на местном уровне.
  К примеру, сейчас почти любая фирма и абсолютно все корпорации принадлежат не ее сотрудникам или городам, где она расположена, а тем, кто в нее “инвестирует”. “Инвесторы” имеют право с ходу отмести, объявить бесполезными и неверными любые замечания работающих в фирме людей. Провозглашается, что истинность этого принципа подтверждена всеми экономическими, политическими, социальными и иными реалиями нашего времени. 

Когда все только начиналось, главы корпораций еще взбирались на трибуны и раз за разом вбивали в головы слушателей идею о том, что они с удовольствием готовы платить местные налоги на поддержку дорожного строительства или ремонта канализации. Но они не видят причин, чтобы финансировать местных безработных, инвалидов и прочих “лишних людей”. За их судьбу они не желают нести никакой ответственности.
При этом сотрудники всегда набираются из местного населения. Они не могут с легкостью последовать за компанией, если та переместится в другое место - их привязывают семейные обязанности, собственность на жилье и многое другое чисто “локальное”.

Для тех же, кто “инвестирует”, мобильность означает беспрецедентное в своей радикальной безоговорочности отделение власти от обязательств.
При чем не только в отношении собственных служащих.
Но и от всех последствий “эффективности инвестиций” для природы и еще не рожденных поколений.

Нечто подобное когда-то писали о “помещиках, живущих в столицах”. Хотя все-таки те не могли постоянно менять свое поместье на другое, а значит оставались - пусть и не слишком прочно - привязанными к местности, откуда тянули все соки. На практике это ограничивало беспредельные возможности эксплуатации - ведь иначе поток доходов мог иссякнуть.
   В отличие от “помещиков, живущих в столицах”, нынешние “инвесторы” не сталкиваются с реальными ограничениями. Единственные рамки связаны с административными ограничениями движения капиталов и денежных средств. Но такие ограничения немногочисленны, и в них существует множество лазеек.

Среди всех технических факторов мобильности особенно важную роль сыграла передача информации - то есть, средство сообщения, не связанное с перемещением физических тел.
В итоге передача информации набрала скорость, недостижимую для ситуаций, о которых она сообщает.
А появление “всемирной паутины” положило конец и самому понятию “перемещения”.
Сбросив балласт заводов, газет, пароходов и работающих там бригад, капитал путешествует налегке, имея при себе лишь ручную кладь - портфель, портативный компьютер и смартфон.

Впрочем, сегодняшняя финансовая сеть не зависит даже от перемещений “инвесторов” и глав корпораций.
Благодаря обретенной “бестелесности” их власть полностью и окончательно стала “не от мира сего”. Она не принадлежит к физическому миру, где они строят свои тщательно охраняемые дома.
“Властителям” теперь не нужна связь с земной средой. Им нужна изоляция от местности и гарантии этой изоляции: “никаких соседей” как непременное условие, иммунитет от местного вмешательства и полная “безопасность”.

Когда-то христиане представляли себе рай в виде идеализированного места за пределами разложения материального мира. Сейчас в качестве идеала предлагается киберпространство, стоящее “выше” и “вне” наших земных проблем.
И если христиане превозносили рай как место, где душа человека освобождается от недостатков плоти, то фанаты киберпространства говорят, что именно там личность освобождается от ограничений, связанных с физическим существованием.

Противоречие же в том, что хотя в киберпространстве тела не имеют значения, само киберпространство является решающим для существования тел. Вердикты, вынесенные в киберраю, не подлежат апелляции, и ничто на Земле не способно поставить под сомнение их авторитетность.

Еще пару десятилетий назад социальная политика основывалась на убеждении, что государства (или города) способны контролировать свои богатства.
Сегодня при общем “сжатии пространства и времени” финансы движутся быстрее, чем любое территориальное образование способно остановить его движение или направить по другому маршруту.
Ведь все, что способно перемещаться со скоростью электронного сигнала, освобождается от ограничений, связанных с местом отправления, конечным пунктом или маршрутом движения.
А использование слова labour в значении “физического усилия, направленного на удовлетворение материальных потребностей общества” полностью потеряло смысл.

Впрочем, на конкретных людях глобализация отражается вполне “приземленно”.
К примеру, шведско-швейцарский конгломерат объявил о сокращении 57 000 человек в Западной Европе и об одновременном создании новых рабочих мест в Азии. Electrolux выступил с заявлением о предстоящем сокращении, причем большинство коснутся Европы и Северной Америки. Всего за десять дней три европейские фирмы сократили численность своих работников в масштабах, сопоставимых с количеством новых рабочих мест, которые планировали создать правительства Франции и Британии.
В масштабах народного хозяйства такое “сведение балансов” превратилось в фикцию. В мире, где капитал не имеет постоянного места пребывания, а финансовые потоки не подконтрольны национальным правительствам, рычаги экономической политики перестают работать.

Процесс обогащения освободился от связи с производством вещей, обработкой материалов и созданием рабочих мест. Новые состояния рождаются, растут и созревают в виртуальной реальности, наглухо изолированной от “старомодной” Земли. 
Так, общий объем спекулятивных валютных сделок достигает цифры в 1300 миллиардов долларов в день - что в пятьдесят раз больше мировой суммы торговых обменов и почти равняется совокупным валютным резервам всех национальных банков.

А чтобы обеспечить глобальным финансовым, торговым и информационно-промышленным кругам свободу передвижения и неограниченные возможности в осуществлении их целей, на мировой арене должна царить политическая раздробленность. 
Для транснациональных корпораций “новый мир” - это мир без государств или по крайней мере, состоящий из очень-очень маленьких.

Идеалом же является полная изоляция. К нему уже приближаются американские ультрасовременные тюрьмы, где “предпочтение отдается росту и активности” и планируется иметь по восемь заключенных на каждую тысячу жителей. Согласно восторженному описанию сми тюрьмы полностью автоматизированы и задуманы таким образом, чтобы заключенные не имели личного контакта с охранниками. Большую часть времени они проводят в камерах без окон, построенных из прочных железобетонных блоков. Они не работают в тюремных мастерских, у них нет возможности заниматься физкультурой, они не общаются ни с кем. Охранники же заперты в застекленных смотровых будках и “разговаривают” лишь через систему репродукторов. Их единственной задачей остается следить за тем, чтобы заключенные были все время заперты в камерах.
Эти тюрьмы и замышлялись как фабрики по “производству” людей, привыкших к состоянию изоляции. Там испытываются технологии и исследуются пределы пространственного ограничения элементов, отбракованных глобализацией.
 
 Те, кто создавал исправительный дом в Амстердаме в начале XVII столетия, намеревались производить там “здоровых людей, умеренных в еде, привычных к труду, стремящихся получить хорошую работу, способных крепко стоять на ногах и богобоязненных”. Был составлен длинный перечень видов ручного труда, которым будущим заключенным следовало заниматься: сапожное дело, изготовление записных книжек, перчаток и сумок, каймы для оторочки воротников и плащей, фланелевых и шерстяных тканей, льняных скатертей и гобеленов, вязание, резьба по дереву, плотницкое и стеклодувное ремесло, плетение корзин и так далее.
В действительности вся деятельность свелась к обработке бразильской древесины, что первоначально планировалось как метод наказания.
Но с самого начала стоял вопрос о том, удастся ли вообще исправительным домам в их многочисленных вариантах выполнить задачу реабилитации?
В любом случае усилия, направленные на то, чтобы вернуть заключенных к труду, могут увенчаться или не увенчаться успехом.
Но они имеют смысл лишь тогда, когда ждет работа.
 
Сегодня это условие попросту отсутствует -  работы, к которой их можно было бы “вернуть”, просто нет.
 Скорее, на повестке дня стоит вопрос об искоренении привычки к постоянному, ежедневному и регулярному труду.
Еще в 1997-м руководство Международного валютного фонда и Всемирного банка подвергло жесткой критике проводимую во Франции и Германии политику, призванную вернуть к работе как можно больше людей. Они рассматривали эти усилия как препятствие “гибкости рынка труда”.
Люди должны забыть выработанную у них преданность труду и эмоциональную привязанность к месту работы.
Взамен предлагается навязчивая, непрерывная, непреодолимая и вечно незаконченная “модернизация”. Где“умные города, расхваливаемые в качестве средства избавления от жизненных неприятностей, больше похожи на приюты и тюрьмы.

Этому способствует и раздутая сверх всякой меры озабоченность личной безопасностью.
Нам постоянно рассказывают об усовершенствованном вооружении полиции, о высокотехнологичных замках, сигнализации против взломщиков и угонщиков, о молниеносных и сокрушительных ударах по преступности.
Все это порождает еще больший страх. Но когда лозунгом становится “вновь сделать наши улицы безопасными”, в этот страх как бы привносится логика.

- “Глубочайший смысл идеи глобализации - это как раз неопределенный, неуправляемый характер всего, что происходит в мире, - утверждает Зигмунд Бауман. - Этот термин связан прежде всего с глобальными последствиями, абсолютно непредусмотренными. Подтачивающие всю нашу земную жизнь силы - транснациональны, то есть, анонимны и неуловимы. Псевдособытия происходят в киберпространстве - то есть, “ничейной земле” и простираются далеко за пределы способностей любого из нас”.

А всегда такая вожделенная свобода означает отношение к миру как складу, переполненному потребительскими товарами.
Впрочем, темное предчувствие беспокоило философов во все времена: может, людям просто не нравится быть свободными? 
  Так моряки из команды Одиссея, превращенные в свиней, отчаянно сопротивлялись попыткам своего лидера вернуть им человеческий облик.
- “Ты снова хочешь подвергать наши тела опасностям и вынуждать наши сердца принимать новые решения? Я был так счастлив, я мог валяться в грязи и греться на солнышке, я мог нажираться и напиваться, хрюкать, визжать и быть свободным от размышлений и сомнений”.